✴️ anichkin.art

Понаблюдал

Возвращаясь в очередной раз поздней ночью или ранним утром из людного места, где каждый ищет что-то своё или убегает от себя самого, я шёл без спешки знакомым маршрутом, наслаждаясь прохладой летом или сейчас, осенью, поеживаясь от холодного встречного ветра.
Дорога шла по центральной улочке вдоль домов слева, у одного из этих домов я часто наблюдал людей вдвоём или поодиночке, их эмоции могли драматически отличаться день ото дня, точнее ночь от ночи, от одного моего прохода мимо к другому. Место было богато на выражения лиц, на языки тел, лица и подставки для лиц что-то выражали, рты что-то говорили полушепотом или вовсе молчали.

Догадался. Просто у меня нет привычки пялиться на людей. Я жаден до людей, но я не буду их разглядывать, всё это как-то пошло, некультурно, некрасиво, ну и так дальше. Мне достаточно пары секунд, чтобы оценить выражение лица и отвести взгляд, если я вижу на лице слёзы, или улыбнуться, если я вижу на лице заразительную весёлость.
В общем, я не сразу сообразил, что проходил мимо отеля, где легкие встречи были обыденностью и главным источником дохода поздней ночью или ранним утром. Сообразил не сразу, тем более в темноте, тем более, что отель, врезанный в здание на полтора века его старше, имел остекленный с тонировкой фасад, что придавало скрытности снаружи и нужное настроение внутри. Наверное, так оно и надо для места, где люди нашли в ком-то что-то своё и решили уединиться.

В памяти всплывало увиденное у отеля. Я решил, что хочу посмотреть на гостей у входа, увидеть палитры их эмоций. Это как минимум занимательно. Чем происходящее там не образ к жизни, разве это не она и есть, ее дистиллят, квинтэссенция, ключевые моменты на ускоренной перемотке: родился, порадовался, погрустил, помер. Рождение и смерть можно пропустить, там все прозаично, дайте взглянуть на другие яркие моменты! И вот они у дверей заведения, смотри себе как в кино.

Я по-прежнему жаден до людей, но пялиться на них по-прежнему нехорошо. Противоположную сторону улицы отделяла проезжая часть, она была шириной в одну полосу, казалось, что ее можно преодолеть в три прыжка. На той стороне почти напротив была автобусная остановка: очень удобно! Будто нарочно поставлена там для подобных мне жадных до людей персонажей.
Ширина в три прыжка создавала буфер между мной и гостями отеля, с такого расстояния менее совестно пялиться на людей. На остановке была скамья, сидя вполоборота можно было или смотреть на вход отеля, или делать вид, что ждёшь нужный маршрут. Отлично, совесть не беспокоит, я предвкушал перформанс, даже чуть радовался, что подобрал хорошую площадку. Не обижайтесь, гости, что вас о своих планах я не предупредил, не хотелось спугнуть. Я решил понаблюдать. Но только не сегодня, очень уж ветренно.

Примерно в то же время, другим безветренным и на удивление тёплым для осени очень поздним вечером я сидел на скамье нужной остановки вполоборота. Решил, что меня хватит максимум часа на полтора, с усмешкой подумал, что большинству из тех, кто уединился за тонированным стеклянным фасадом, этого времени хватит. Какие-то ночные маршруты останавливались и проезжали, из них два с неравнодушными водителями нарочно долго ждали меня, не трогаясь с места. Тогда я махал водителю ладошкой, мол, езжайте. И они уезжали. А я наблюдал.

Как приходят туда люди? Большинство ножками, с кем-то и лукаво улыбаясь. Кто-то из более робких и зачастую молодых даже оглядывался. Кто-то деловито, будто показывая редким прохожим, что они этому месту делают одолжение. С такой же деловитостью они выходили оттуда где-то через час. Выходили и заходили по-разному, это читалось на лицах, это и было мне жадно интересно. Парочка молодых ребят в дорогих и нелепых одёжках зашли держась за руки и вышли в смятении, каждому будто было неловко за себя или за того, кто рядом. Каждый избегал даже взглядов, оба заказали такси, оба уехали в разные стороны. Может, им не понравилось то, что они увидели друг в друге, отчего пропало желание. Может, кто-то бросил ядовитый комментарий по поводу тела другого, потому что когда-то такой комментарий бросили ему, и этот кто-то решил отыграться на обнажённом и уязвимом партнёре.

Другие двое были рады друг другу и на входе, и на выходе. Они говорили на языке, понятном им одним и вместе с тем знакомом каждому влюблённому. Может, у них ничего не было из-за выпитого алкоголя, и они смеялись с произошедшего или просто потому что рады друг другу. Или близость была, отчего они стали хотеть друг друга еще сильнее. Как влюбленность плавит острые углы между людьми, так и близость буквально притирает одного к другому. Притирает разгоряченные тела до степени смешения.
— У меня руки пахнут твоими духами. — произнес парень своей подруге, когда они уже на улице стояли в приятной нерешительности, больше обнимаясь, чем решая куда-то идти дальше.

Вывалившаяся юная девушка с пустым рассеянным взглядом не больше лет двадцати, одетая так, чтобы казаться себе самой старше и серьёзнее, шла неровной и быстрой походкой, не пытаясь поправить на себе одежду. Может, она переоценила себя, когда не сводила глаз с понравившегося ей парня в одном людном месте, а он отреагировал как надо было ему в тот вечер, ловко развязывая ей язык. Поддавшись ему всему, она была похожа на безвольную куклу, хоть и совсем не была пьяна. Может, сегодня ей хотелось хоть кого-нибудь, лишь бы не ложиться в очередной раз в кровать одной. Может, когда они уже были раздеты в номере, её охватила дрожь, и она в смущении говорила:
— Просто замерзла.
На что парень прижимался к ней, нежно целуя, прижимая горячие ладони то там, то здесь, ища её кнопки включения и нашептывая что-то приятное, чтобы её успокоить. Или, наоборот, его разозлило и одновременно возбудил ее страх, и он силой взял её, вместо нежных нашептываний говоря:
— Молчи, сука. — и входил в неё грубо, следя за её реакцией, ускоряясь, наслаждаясь испугом и параличом.
Может, она решила дождаться, когда он закончит над ней пыхтеть, после нелепого стона полежит на ней, унизительно побьёт ладонями до красных отметин на мраморной светлой коже, подёргает собранные в хвост волосы, резко встанет, чтобы попить воды из горла чайника, а она в этот момент вскочит, на ходу хватая свои вещи, запрётся в ванной комнате, чтобы одеться. Может, она ожидала, что он будет мешать ей выйти, и поэтому она выжидала десятки минут, которые шли очень долго, а когда убедилась, что ему плевать, и он курит в открытое окно, одновременно быстро перебирая пальцами на экране телефона, то выскочила из номера, не взглянув на себя в зеркало.

Робкий миловидный парень с растерянным взглядом не находил себе места, озирался по сторонам, ища глазами чей-то поддержки. Не решаясь пойти хоть куда-то, он был похож на потерявшегося в лесу оленёнка. В отель он пришёл с опаской и с парнем явно уверенее его самого, раскосые глаза которого при улыбке были похожи на две узкие прорези. Может, у них всё закончилось, не успев начаться, парень с раскосыми глазами до прихода сюда оценил внешний вид робкого, решив, что он точно при деньгах и точно не будет возмущаться ничему, настолько он казался доступной жертвой. Дальше всё было легко и быстро: робкий закрылся в ванной, раскосый быстро прошёлся по карманам одежды и взял, что было нужно, уйдя незаметно и вероятно не через главный вход, как наблюдавший с улицы я бы точно его не упустил из виду.
Робкий не изменял себе: он долгие минуты стоял в нерешительности, долгие минуты десятки раз проверял одни и те же карманы, десятки раз взволнованно походил из одного конца комнаты в другой, даже несколько раз заглядывал в ванную, пока наконец не решился спешно одеться и выйти. Скучающий администратор на первом этаже демонстративно был в наушниках, он сидел за стеклом в своем островке с высокими стойками, окруженный бумагами и погнутыми от безделия скрепками, сначала он молча не глядя что-то показал рукой, будто отмахиваясь от оленёнка, потом соизволил поднять на него глаза, снял один наушник, снял с себя маску безразличия, выслушал его неуверенную прерывистую речь и со словами:
— Камеры не работают. — он виновато опустил глаза. Вставив обратно второй наушник, его лицо потеряло виноватость и вновь стало безразличным. Он здесь работает давно, эта маска на лице уже давно органичная часть его самого.
Вышедший наружу оленёнок у отеля разжалобил двух проходящих девушек, которые после распросов чуть ли не тискали его как младенца. Казалось, что его смазливое личико и растерянный вид пробудили в них не то материнские чувства, не то детскую радость от новой игрушки. Они увели оленёнка из темного леса продолжить игру в дочки-матери уже в их песочнице.

Он прижимался и что-то увлеченно говорил ей полушепотом, который был отчетливо слышен на улице, она устало улыбалась, медленно озираясь по сторонам. Он хотел продолжения, она хотела забыться. Обоим было около сорока, оба созрели, в этом возрасте лицо уже своё собственное, не от мамы и папы, а заработанное тобой. У него лицо было непримечательное, бледное, с кругами под глазами, со шрамами от подростковых прыщей, с припухлостью от алкоголя и синевой после бритья, у неё лицо было привлекательным, подтянутым, прорезанным парочкой морщин на лбу и немногими в уголках выразительных глаз, с острыми скулами и пухлыми губами. Может, в номере комментарий о ее лице ей запомнился и засел глубоко занозой.
Раздеваясь, обнажая своё нелепо сложенное тело, деловито рассказывая ей о себе и что он хочет от нее сегодня, он наблюдал как она стирала с себя ватным диском излишек пудры с лица, он немного выждал и бросил какое-то едкое и острое слово, например:
— Раскраска. — и продолжил рассказ о своих фантазиях, чем-то хвастаясь, но по его грубой и скудной речи было ясно, что и жизнь была так себе, и фантазии были такими же, скудными, грубыми.
Она не подала вид, но прокручивала это словцо в голове, удивляясь, почему спустя после стольких лет в своей сфере её ещё что-то задевает.
В детстве, видя крайнюю бедность в своей семье, видя слёзы матери, иногда слёзы отца, работающих непонятно ради чего, помня, как они пару месяцев ели только вареную чечевицу без соли или постные щи из порченой капусты, она решила для себя никогда не работать, потому что своей детской логикой не без оснований думала, что работая ничего не заработаешь. Потому она еще в старших классах, ещё очень молоденькой девушкой, стала искать людей, которые всем своим видом показывали, что они точно не голодают, привлекая своим почти кукольным видом и щенячим взглядом, успешно таких людей находила, а потом и не заметила, как эти поиски и близость с ними и стали для нее работой.
Годы шли, менялись вкусы на людей и на себя, сегодня с ухмылкой она вспоминает, какой вычурный у неё был вид, когда она старалась выглядеть показательно дорого, с той же ухмылкой она вспоминает, как искала силы в других, а все это время их надо было искать внутри себя самой, сегодня она не нуждается в этой работе, она даже может опекать кого угодно, но сойти с протоптанной привычной колеи оказалось сложнее: то одно, то другое, слаб человек.
Заноза саднила, но ни ее разум, ни крепкая сексуальная фигура не подвели ее, за этот час она смогла убедить своего партнера, что его тело и скудную речь кто-то может любить, отчего на радостях он говорил без умолку, оценивая ее улыбку как кокетство, он не отставал от нее уже на улице, когда оба ждали такси, он прижимался к ней, не скрывая эрекции, но эта обыденность её не могла привлечь, на этот знак внимания она не реагировала, с той же улыбкой она попрощалась, садясь в приехавший автомобиль.
Уже дома она попыталась отвлечься, она решила принять ванну с пеной, окружив себя баночками и флаконами с приятно пахнущими маслами, кремами, слышался ванильный запах от ароматической свечи где-то в углу, но в ванне она пробыла недолго: еще несколько часов она пристально рассматривала своё лицо в зеркало, трогая то одну морщинку, то другую, она сомневалась красива ли она, вспоминая, какой она была и она ли это сейчас.

Я хотел сказать, что мои руки пахнут ее кремом или духами, может, это было смесью одного с другим. Я молчал и смотрел на неё, просто поднеся к себе свою ладонь, она перехватила мою руку, поднесла к себе и сказала:
— Крем.
Машина такси приехала. Оба обнялись, меня быстро чмокнули куда-то между мочкой уха и щекой, отчего я еще какое-то время слышал запах ее духов. Меня как будто застолбили за собой ароматами, но я был несильно против. Она попросила написать ей, когда я буду дома: очень мило. Наверное, на меня рассчитывают и вне отеля, приятное чувство. Впрочем, мы и до отеля увлеченно говорили, у меня по-другому не получается: я не могу спать с теми, с кем не на одной волне. Точнее могу, конечно, но повторять подобное избегаю как огня. Мы все ищем себе ровню, правильно? Сегодня было хорошее знакомство, я не знаю получится ли у нас что-нибудь, время покажет, что будет после.

Я решал, в какую сторону пойти, вспоминая, где путь короче или дешевле, — на электричке можно так, на автобусе эдак —, пока не увидел через дорогу двух ребят, парня с девушкой с внимательными взглядами, которые явно все это время и даже больше смотрели в сторону отеля, то есть на меня. Кажется, они там были неслучайно, смотреть было больше не на кого, тем более сидя на скамье вполоборота. Между нами была односторонняя дорога в три прыжка, осенние сумерки и никого рядом.
Видимо, и за мной понаблюдали.